Сделать свой сайт бесплатно
https://fo.ru
Реклама
Создай свой сайт в 3 клика и начни зарабатывать уже сегодня.
Итальянский дневник (сентябрь 2012)
Ефим (Хаим) Ардин живёт и работает в красивом приморском уголке на севере Израиля. Волею судеб оказавшись на исторической родине не перестаёт, как и много лет назад, писать стихи на русском языке, веря, что голос его непременно будет услышан в стране, любовь к которой ни на миг не покидала сердце поэта. Он – автор трёх стихотворных сборников: «Поминальные свечи» (1992), «По обе стороны Исхода, поэтическая дилогия» (2005) и «На рубеже преображенья» (2009), отмеченных положительными откликами и публикациями в израильской прессе. Некоторые из этих стихов, а также – из подготовленной к печати новой книги читатель найдёт на этом сайте.
Выступление в Иерусалимском театре " А-Хан" на международном фестивале поэтов, 1993г.
Презентация 2-й книги в Хайфе, 2005 год.
* * *
По своей глубинной сути ―
Чьё негаданное семя?
Говорят мне я ― Распутин,
И с издёвкою ― Есенин!
Жертва стрессов и надломов,
Сам себя зову ― Обломов,
И исправиться клянусь,
Но по-прежнему ленюсь!
Лучшие мгновения
Тратил не впустую,
По стихотворению
Годы растасую ―
С мукой неразлучные,
С верою в удачу...
Жизнь свою нескучную
По стиху оплачу!
Побратиму
Сосо Хохобашвили
Вслед переведённой строке:
«Миствис ар вмгер, ром вимгеро …»
(Не для того пою, чтобы петь…)
Илья Чавчавадзе Не для того пою я, чтобы петь,
Как птичка, звонким пеньем ублажая,
Сомнений и тревог не обнажая,
Души своей не отмыкая клеть,
Не для того пою я, чтобы петь,
Легко меняя место нахожденья, –
Не отстраняйся, певческое рвенье,
Дели с народом чаянья и боль…
Так пел некоронованный король
Твоей, Сосо, Георгии далёкой,
С его строкой свои сверяю строки,
Похожие душевной наготой,
Я льщу себя похожею мечтой:
Чтоб песнь моя – куда б ни долетала –
Дарила свет небес и окрыляла!
Памяти Бориса Чичибабина
В тени одичалой, в тоске неуместной,
О многом ещё рассказать не успев,
Узнаю в чужой оболочке словесной
Свои сокровенные горечь и гнев.
Не кровною связью ― страданьем повиты,
Судьбою почившей великой страны,
Мы так далеки от взаимной обиды
И схожи признанием общей вины.
Едва ли услышанной нашей мечтою
О братской любви ― настоящей, большой...
Я сборник его стихотворный закрою,
Польщённый родством с этой чуткой, святою,
Широкой, поистине русской душой!
Не своим ― не обольщусь,
Сам в себе всю жизнь варюсь,
Зная минусы и плюсы,
Не дарю тщеславной Музы
Лестным опытом других,
Вновь берусь за старый стих ―
И творец, и разрушитель
В трудном поиске открытий,
Строк, что можно различать,
Словно личную печать!
Море. Не пасмурный вечер
Зимнюю вытеснил хмарь,
Звёзды на небе, как жемчуг,
Только одна, как фонарь!
Солью насытятся кости...
Но неспокоен мой взгляд ―
Что за небесные гости
Тайно за мною следят?
Ангелы? Зоркие стражи
В дальних земных небесах?
Ох, это времечко наше, ―
Комплексы, мнительность, страх!
Красный шар заката,
Белая луна,
Как большие пятна,
В глубине окна.
Далеко ли очень,
Близко ль от меня,
Этот ― среди ночи,
Та ― на склоне дня,
Волочась куда-то,
Светят с вышины
Красный шар заката...
Белый шар луны...
Опять зацветает миндаль ―
Февральское белое чудо! ―
Скрывавший себя почему-то
В тени кипарисов и пальм,
Не знающих кипень листков,
Что сумрак небес освещает,
О, снова миндаль зацветает,
Он в ноги прохожих роняет
Не тающий снег лепестков…
Печаль моя светла…
А. Пушкин
Меркнущий едва ли
Свет моей печали
Не слепит меня лучом ―
Я от снега отлучён,
Снежных бурь и неги,
Я грущу о снеге...
Холодное, осиротело море!
Оно как будто в трауре и горе
Поверхностью своей издалека
Напоминает кожу старика ―
Морщинистую, рыхлую, как вата...
А с высоты взирает виновато
Не долгая и странная весьма
С грохочущими ливнями зима…
Я богатый человек ―
У меня две родины,
Зимний дождь и белый снег,
Пальма и смородина...
Два соблазна, две любви,
Дарят смутою в крови,
Горечью, терзаньями ―
Я богат страданьями!
В парке «Галиль»
Низкорослые оливы,
Пальмы надо мной…
Не разрушит миг счастливый
Реактивный вой
Над полоской в дебрях сада
Лилий, камышей
Мерный голос водопада
Всё слышней…
г. Кармиэль
Ни лиц, ни голосов.
Наш город ― он пустой.
Конвой голодных псов
Плетется вслед за мной.
Не вспыхнет робкий свет
В покинутых домах,
И гром стальных ракет
Ещё наводит страх…
В убежище назад
Я поспешу, уныл,
Боясь вернуться в ад,
Который посетил…
В.
Испугалась, больше не спала,
Тёплое своё приблизив тело,
За кошмар ракетного обстрела
Грохотанье неба приняла!
Этот оглушительный надлом,
Мощные, как взрыв, раскаты грома,
Где-то очень близко, возле дома,
Вот уже над самым потолком...
Не переставая, до утра,
Громко о приходе возвещала
И страшила зимняя пора ―
Незабытым месяцы спустя
Ливнем смертоносного металла,
Дробью настоящего дождя…
Давнюю в сердце надежду таю ―
Небо услышит молитву мою,
В гулком не дав затеряться эфире,
Эту мольбу о любви и о мире,
Руки стократ вознесу к небесам
Видя, как гибнут невинные дети,
Чуткие выси однажды ответят
Пламени и неподдельным слезам!
Над «Экклезиастом»В нём точный дан ответ –
Всё суета сует,
От едких слов до лести,
В итоговом реестре
Цена похвал не велика,
И щедрая рука,
Кому-то в назиданье,
И слава, и признанье –
Всё суета, всё суета
В преддверье Божьего суда...
Трудный день провожая, твержу я
Аллилуйя! Аллилуйя!
Этим словом встречаю зарю,
На родное созданье смотрю,
Сладким снам помешать не рискуя,
Аллилуйя, Аллилуйя,
За неё небесам говорю,
И ругаю себя, и корю…
Свет сквозь тонкую тюль проникает,
Улыбаясь во сне, обнимает…
Жалеешь меня, не чужая,
Так сладко целуешь меня! ―
Желанным забвеньем маня,
У тягостных дум отбирая,
Мои же слова говоря,
Своими, как видно, считая,
В пугающем сумраке дня,
Лаская меня и браня ―
Родная, родная, родная!
Словно острое лезвие,
Крах, катастрофа,
Ощущаю болезненно
Ложь и едкое слово ―
Это свойство губительно
Как пята Ахиллеса,
С утвержденьем хулителя,
Подлеца, мракобеса
У черты потрясения,
Напрасно не споря,
Моё спасение ―
Молитва и море…
У древних истоков, куда возвращёнПо воле ещё не наставших времёнИз милого снежного края,Скорбя, ужасаясь, страдая,
Я верю в Мессию, который придёт,
Я верю в Россию и русский народ ―
Родные с земного порога,
Я верю в Единого Бога!
В отрицание
апокалипсиса
Духовной порослью земли,
О, не страши воображенья,
На рубеже преображенья
Едва заметное вдали
Иное зреет поколенье ―
Знак вдохновенного творенья
И всемогущества Творца,
А не печального конца!<<<назад на"Стихи разных лет"
В еле подвижном машинном строю
«Утро туманное»* тихо пою...
«Утро туманное, утро седое»...
Хайфа над кручею, дымкой покрытая...
...«Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые...»
С неотвратимой не споря слезой ―
Утром туманным дождливой порой
...«Вспомнишь разлуку с улыбкою странной,
Многое вспомнишь родное, далёкое,
Слушая ропот колёс непрестанный,
Глядя задумчиво в небо широкое»…
------------------
*И.С .Тургенев « В дороге»
Из охладевшей северной земли
Здесь к югу птичьи трассы пролегли ―
Предзимний путь, томительный и длинный,
Степных орлов и стаи журавлиной ―
Над этою прибрежною горой,
Над Средиземным морем, надо мной, ―
Их не спугнут ревущие «Фантомы»,
Парят, как будто кем-нибудь несомы,
Порой крылами даже не взмахнут,
И мне привета не передадут...
Вздорное, жестокое, больное,
Вскормленное ложью и бедою,
Общество, лишённое чутья,
Я твоё заблудшее дитя!
В стороне, далёкой от расейской,
Знойной, экзотической, библейской,
Где в иное общество вхожу,
Я ищу, других судя не строго,
Милосердья, праведности, Бога,
И надеюсь, и не нахожу!
Незнакомые картины:
На деревьях апельсины,
Пальмы, солнце через край,
Вдохновляйся и дерзай!
Но перо моё капризно ―
О былом сплошная тризна,
И грядущему не льстит,
Только плачет и грустит!
«Иду в чужбине…»
Судьбой наказанный жестоко,
Как долгой засухой трава,
Любимца, гения, пророка
До слёз прочувствовав слова,
Отринув собственные тризны
И, признаюсь, не без надежд
«Иду в чужбине прах отчизны
С дорожных отряхнуть одежд»…
Мир дому твоему,
Гонимый мой народ,
Мир дому твоему
И тем, кто в нём живёт,
Кто явью сделал сны,
Строитель и солдат,
Чьи дочери, сыны
В святой земле лежат...
И страх былых невзгод,
И гнев, и боль пойму,
Мир дому твоему!
Как кисти гениальной полотно,
Невидимого мага, чародея ―
О, сказочное чудо, Галилея,
И горные вершины, и плато!
К морской перемещаясь полосе,
Крутыми поднимаясь виражами,
Любуюсь неземными миражами,
Дивлюсь её божественной красе,Осознавая: это не во сне,
Что рай не позади, а перед нами!
Пальмы, вездесущие оливы ―
Зримые мои альтернативы ―
Вечный изумруд и серебро
Искушают алчное перо.
Но в душе моей ничто не ново,
То же в нём томящееся слово ―
Прежних огорчений плоть и кровь,
Та же безответная любовь...
Я понял, бежавший совсем не от стуж,
Земля ― это место изгнания душ,
Больное, суровое царство,
Обитель греха и коварства!
Уже не мечтая о рае земном,
На подлость и зло я отвечу добром,
Презрев безоглядное мщенье, ―
Душа моя жаждет прощенья!
Спасибо, добрый херувим,
Водивший в сумерках житейских, ―
На древних хόлмах иудейских
Я вижу Иерусалим!
За чередою всех невзгод,
Потерь и внутренних увечий,
Я созерцаю город вечный,
Святую землю, небосвод...
И полнят грудь мою теплом,
И гонят страхи и неясность
Моя природная причастность,
Душеспасительный подъём!
И в тихой Вене, и в Бомбее ―
Везде опасно быть евреем,
И в Балтиморе, и в Орле,
И на завещанной земле,
Приумножающих причастность,
Подстерегает нас опасность,
Пожалуй, большая, чем где...
Взгляд в поднебесье устремляю,
О милосердье умоляю,
Благоволенье, доброте...
Незримыми чьими слезами?
Мольбами хранимы какими? ―
Их встретишь в Перми и Рязани,
Торонто, Кейптауне, Риме.
Гонимые эти евреи ―
Подвижники и брадобреи,
Вкусившие лживость объятья, ―
Мои соплеменники, братья!
Их вспышки погромов будили,
Нацистские знаки пугали,
Их в гетто и ярах сводили,
Их зевом печей устрашали…
Чужие им звёзды светили,
Чужие кладбища ютили,
Но в яростном прежнем запале
Над ними гранит сокрушали.
В иные, укромные дали
Всё также тянулась, дрожа,
Еврейская чья-то душа,
Прозревшая в муках? Едва ли!
Мы дома
родственникам,
эмигрировавшим в США
Теперь и вовсе стали чужаками,
Над разными мы бьёмся языками,
Жалея, что не с ними родились,
И разной видим будущую жизнь
За пеленой крутого перелома…
Но так ли всё прекрасно впереди?
Не обольщайтесь, вы ещё в пути,
А здесь ― мы у себя, мы ― дома!
На шумном пляжном берегу,
Где неуютно рыбаку,
Но прочим ― сущая нирвана,
Я нежусь, жаждавший дурмана
Морских солёных верениц,
Кружится в небе стая птиц,
Летящих в сторону Ливана...
А мой маршрут, он завершён, ―Под монотонный рокот волн,С тобой делю свои мечты я,
Земная пристань, Нагария!
Молитва отца
Веронике
Форма, ученья, палатка,
Дочка моя ― солдатка!
В армии, знаю, не сладко
Первые делать шаги...
Господи, помоги
Девочке с талией тонкой!
Голос приветливый, звонкий...
Если в солдатах девчонки,
Значит, бессчётны враги,
Господи, помоги!
Предновогоднее
Л. Маликину
Вдали от нашей родины былой,
Дождливою, не тамошней, зимой,
Оставив бремя всех своих забот,
Мы встретим, как когда-то, новый год!
Подняв бокалы в поздний этот час,
Мы вспомним тех, кто вспоминает нас,
Мы выпьем столько, сколько хватит сил,
И не забудем тех, кто нас забыл!
Этот чудесный обзор круговой
Нынче для грусти дарован ―
Серое море и белый прибой,
Чёрный порхающий ворон.
В сквере прибрежном, пустом в феврале, ―
На изумрудной, как прежде, земле
Зову души повинуюсь,
Я не грущу, а любуюсь!
Мусульманка
Прекрасна юная Даляль,
Она застенчива едва ль,
Простор осваивая смело,За гранью отчего предела,
У серебристых водных гряд, -
Лучист не скрытый этот взгляд
Кромешной тьмою облаченья,
Как в вальсе, ног круговращенье ―
Им шлёт привет морская даль,
Прекрасна юная Даляль!
Где я живу, проживающий ныне
В бывшей бесплодной глухой Палестине ―
Вотчине предков? Арабской земле,
Не предназначенной пришлому мне?
С дальних просторов, равнины белёсой,
Где полутьму освещают берёзы,
Где не чужим я себя ощущал,
Кто меня гнал? И кто меня звал?
Но не предамся сомненьям устало,
Гнали меня и гонимого звала,
Мне материнскую ласку суля,
Обетованная эта земля.
Ей доверяюсь, еврейское семя,
Всеми бранимое, клятое всеми... <<<назад на"Стихи разных лет"
Чей кощунственный каприз
Глаз по осени пугает? ―
На деревьях вырастает
И слетает чёрный лист!
Этот чёрный листопад,
Эта чёрная позёмка,
Вдруг закаркавшая громко,
В парках, возле автострад
По утрам, средь бела-дня,
Душу мне отягощают...
Что кружат, что предвещают
Эти стаи воронья?
Чернобыль ― чёрный день страны!
Ты ― наказанье без вины,
Ты ― скорбь и страшные болезни,
Бегут, забыв про смех и песни,
Как с полосы прифронтовой…
Чернобыль, грозный призрак твой
Пугает нас дождём и пылью,
Непоправимой чёрной былью!
Лирикам
Нет, я не с вами заодно,
Чей зрелый стих ― туман и воздух,
Как полусон при тусклых звёздах,
Чьё строгих рамок полотно
Не обнажит бойцовских черт,
И горькой думы, и сомненья,
Моё лирическое зренье
Гражданской муке не в ущерб!
Мой жребий неизвестностью отмечен,
Увы, стихосложеньем не кормясь,
Я утоляю сладостную страсть
Распятый между суетным и вечным.
Бесчисленных забот сопротивленье!
Притянут Музой только на мгновенье,
К ним, виноватый, снова прихожу...
Куда склонюсь? Кому принадлежу?
Свадьба
Р.Мне не мерещилось нисколько ―
В который раз кричали «Горько!»,
Желали молодым сынков,
Как между ёлками пеньков,
И, как на ветках почек,
Чтобы не меньше ― дочек!..И пили за родителей,За мир, за поздравителей,И пела свадьба шало,И в ночь вином дышала ―
Гремела свадьба в переулке...
А я ворочался, не спал,
Я в каждом долетевшем звуке
Иную свадьбу воскрешал,
Где тем же тостам было место ―
И прибауткой, и стихом,
Задорною была невестаИ я ― счастливым женихом.
Веселье ― зря, и речи всуе,
Они забыты без труда,
И затяжные поцелуи
В преддверье боли и стыда
За обвиненья вздорные,
Воинственные, гордые
Слова непонимания,
За буйство расставания...
Но «Горько!» слышалось опятьИ тостов эстафета,
И долго не давали спать
Две свадьбы: та и эта!
В ясном свете пробужденья
Больше ревностью не болен,
Буйство пламенного мщенья,
Нам не чуждое обоим. Беззастенчиво. Открыто.
Страстно. Шумно. Разудало
В недра памяти зарыто
То, что нас соединяло.
Отдаляясь не заплачу,
Не покаюсь без причины ―
Заводной, наивный мальчик
В раннем статусе мужчины!
Скорбя и сокрушаясь о былом,
О, я грешил незрячестью к иному ―
Сегодняшнему, близкому, живому,
Забытому в страдании своём …
Минувшему себя не уступлю,
Навязчивые контуры и звуки,
Свои неописуемые муки,
Слезу свою грехом не наделю!
Прошлое ― прошло…
Е. Орловской
Суета дорожная,Речи ни про что…Не ищите прошлое,Прошлое ― прошло!
Издали замеченныйВновь исчезнет след ―Домиков бревенчатых,Прежних улиц нет,
Где бы невозможное
В холодный вечер февраля...
Свистело, вьюжило, мелоВ безлюдной тьме оконной,
Но было в комнате светло
Под крышей заметённой.
Была взъерошена кровать,
И кукол не вмещала,
И нежно молодая мать
Шалунью обнимала.
В холодный вечер февраля
Тепло здесь не скупилось ―
Смеялась дочь: «Люби меня!»,
Шептал супруг: «Люби нас!»
И от обоих без ума,
Она их целовала...
Пугала крутостью зима,
Метелями пугала
И устрашал пытливый взор
Её воинственный задор...
* * * Белоруссия ― белая Русь!..
Русский говор и белая грусть ―
След утихшей под утро метели,
Те же ранней весною капели,
Те же белый подснежник и груздь,
Белоруссия ― белая Русь!..
С уходящими в небо крестами...Всеми милыми сердцу чертами,
Край, в котором родился и рос, ―
Птичьим посвистом, россыпью рос,
Искушающей ноги босые,
Ты ― Россия, Россия, Россия!
Мука
Я всё чаще с природой в разладе,
Всякий дождь мне отныне некстати ―
Он крадётся, страданье суля:
Станет снова сырою земля,
А в земле ― моя мама родная,
Молодая, совсем молодая,
Не ценившая жизни своей,
Как её мне отнять у дождей!?
Эта мука моя беспредельна,
Мне поникшие за ночь деревья
Вестью страшною – хоть не взгляни! –
Знаменуют собою они
Холодов подоспевшие сроки,
Холода мне теперь, как упрёки, ―
Почему я ей дал умереть?
Почему не могу отогреть,
Огорчавший когда-то немало!?
В блёстках белое одеяло,
За сугробами даль не видна...
«Как постель её холодна!» ―
Шепчут губы мои виновато,
Знать, такая за это расплата, ―
Что при жизни ценить не умел,
Отдалялся, вскипал, не жалел,Шла в разлуке не ей телеграмма! ―О, прости, моя бедная мама,
Что тебя забывал я в пути,
За мороз окаянный прости,
Он пронзает и жжёт все сильнее...
У ограды стою, коченея,
И метель над землёю кружит,А в земле моя мама лежит!..
За миг перед Исходом
Верен молчаливому обету,
Никуда отсюда не уеду,
Не оставлю ― разве хватит сил?! ―
Дорогих родительских могил!
Будет сумрак, солнце ли вернётся, ―
Нелегко в отчестве живётся,
Но, постойте, я ведь не о том,
Хорошо ли, плохо ли живём,
Не о том ― стыдиться или славить, Разве я могу навек оставить
Русской речи плещущий родник?!
О, с рожденья данный мне язык,
В этой созидательной юдоли
Он ― моё распаханное поле!
В нём созреет светлая строка ―
Спелый колос радости ли, грусти,
Ни за что на свете не отпустят
Узы кладбищ, узы языка!
1989<<<назад на"Стихи разных лет"
* * *Обрусевший еврей, непохожий,
Безотказный, что хочешь проси!
Ощущаю рассудком и кожей ―
Я чужой белобровой Руси!
Я чужой, я безродный, лукавый,
Я ― соринкою в синих глазах!
Есть у русского гонор и слава,
У еврея ― лишь память и страх
От толпы озверевшей скрываться,
За погромом чинящей погром,
Крематорным сырьём оказаться,
Быть закопанным в землю живьём...
Затеряюсь, забудусь однажды,
Но в бессчётных пороках виня,
Уязвят меня выдумкой страшной,
Злобной шуткой ужалят меня,
По каким узнавая изъянам, ―
Я ведь тоже душевный недуг
Исцеляю гранёным стаканом,
Вспоминая Есенина вдруг?!
Со слезою не справлюсь горючей
В запоздалом желанье своём
Чьей-то смесью родиться гремучей,
Экзотичным пьяня куражом,
Чернокожим или мулатом…
Русским многоступенчатым матом
Разразиться язык норовит,
Да еврейская кровь не велит…
Прочь, сумасшедшая усталость,
И светит ночь, и цель светла ―
Чтоб позади меня осталась
Неодолимая хвала…
И лесть, елейными ручьями,
Покой избравших и почёт…
Не погублю себя речами,
Но жжёт затворнический пламень
В моей груди. И в путь зовёт.
За шагом шаг сквозь дебри эти,
Не озираясь, не дрожа,
Я знаю, где-то есть на свете
Моей созвучная душа,
И есть простор за чередою
И огорчений, и невзгод,
Где всё открытое, живое
Исповедальных строчек ждёт,
К ним жадных уст не прикасалось
На долгом каверзном пути...
Свети мне ночь моя, свети!
Не люблю я красную рубашку ―
В ней как будто весь я нараспашку
Наготой кровоточащих ран,
Этот цвет предательски багрян!
Страшной боли выдать не рискуя,
Буду я рубашку голубую
Не меняя, день за днём носить ―
О, как сладко грудью ощутить
Глубину небесного покоя!
Чистое, доступное такое,
Небо, поскорей меня укрой,
Чтобы неотступная порой
Чья-то ложь достать меня не тщилась,
Чтобы кровь из сердца не сочилась!
С небом сливаясь душой, не иначе,
Плачу я, вот наконец-то я плачу,
Тысячи тёплых стремительных слёз,
Между домами, меж лип и берёз...
Слёзы обиды и слёзы печали
Сердце томили и грудь обжигали,
О, облегчение этих минут! ―
Толпы слезинок по стенам ползут,
Падая наземь, несутся ручьями,
Небо опять заиграет лучами!
Пустынны улицы. Под сводом звёздной крыши
Безлюдный парк в дремотном забытьи,
Ты можешь петь ― тебя никто не слышит,
Или мечтать ― рассвет ещё в пути.
Свой давний стих ― губительный, крамольный,
Я вслух прочту, молчанием томим,
И внемлющий не выплеснутой боли,
Мне этот мир увидится иным ―
Он ненавистью лютою не дышит,
Он всё простит, не причиняя зла...
И я пою ― меня никто не слышит,
И я живу ― и жизнь моя светла!<<<назад на"Стихи разных лет"
* * *Тосковала, молила душа,
Этот холод презрев леденящий...
Первый дождь, он идет не спеша ―
Безоглядный, хмельной, настоящий!
Неизбежный и радостный миг,
Нам судьбою даримый однажды, ―
После зимней, немыслимой жажды
Пью, апрель, из ладоней твоих!
Читая "Илиаду" Дворцовый шик и глянец,
Наследный царский трон,
И лицами красавиц
Не беден Илион...
Но пылкий норов манит
Чужая сторона,
И скоро, скоро грянет
Троянская война!
Я кулаками мечен,
И знаю не из книг ―
Все беды из-за женщин,
И только из-за них.
О, непослушный разум!О, молодая кровь! ―
Всем на земле соблазнам
Мы предпочтём любовь,
И ярость непрощенья,
И пытку, и барьер…
Хоть вряд ли в утешенье
Познавший воскрешенье,
Нас воспоёт Гомер!
Внешний холод расставанья
В центре общего вниманья,
Бессловесная рука
Вместо броского "пока".
В ней ― намёк на неизбежность,
И тепло её, и нежность,
Обретающие речь,
Обещанье новых встреч!
Моя бессонница скучна,
Но мрак не скоро кончится,
Как хорошо, что есть луна,
И путь ― куда захочется!
Под стук колес
Не грустят мои попутчики ―
Весел в поезде народ,
Проводница в синей юбочке
Из конца в конец снуёт.
Зажигая молодого,
Шебутного, заводного,
Неженатого меня
Искрой близкого огня.
Мне они ещё мерещатся ―
Стук колёс, мельканье месяца
В тьме вагонных закутков,
Западня её духов!..
Пляжная элегия
В июльском сияющем небе
Чуть движется тучка слепая,
И следуя взглядом за нею,
Я лучше себя понимаю
У тихой речушки, на камне,
Заметив в томительной скуке,
Как две сиротливые капли
Легли осторожно на руки…
В память о лете
Пусть скажут, мол, так не бывает, чудит,
Мол, небо одни только ливни родит...
Но снова я ввысь устремляю свой взгляд ―
Небесная нива сулит зернопад!
Всего лишь мгновенье ― и осень придёт,
Как будто плугами изрыв небосвод,
Усталый и серый, совсем как зола,
И станет так мало на свете тепла…
Пусть скажут, что скажут, а я напишу,
Я память о летней поре разбужу,
И руки потянутся вверх озорно,
И небо ржаное просыплет зерно!
Отцовская скрипка
Ненастное утро, подобное пытке,
И долгим зашторено ливнем окно…
Касаюсь отцовской стареющей скрипки,
Семейной реликвией ставшей давно.
Её не возьмут неумелые руки,
И струн не разбудят живой родничок,
Но слышу я звуки, знакомые звуки,
И вижу снующий по струнам смычок.
Как будто забыться в мелодии хочет
Легко уязвимый, родной человек ―
Он «Фрейлэхс» играет и «Синий платочек»,
Роняя слезу из-под сомкнутых век...
Не раз о потере душа тосковала,
Отца не воротишь, грусти ― не грусти,
Но музыку, что сиротливо звучала,
Мне в даль моих вёсен дано унести,
Страдая сполна, и печалясь не шибко,
В глухой и холодной не спрячусь броне ―
Отцовская скрипка, отцовская скрипка,
Отцовская скрипка играет во мне!
Жить ― так выпрямивши спину,
Умирать ― так не жалея,
Не могу наполовину,
По-другому не умею!
Без оглядки: либо ― либо!
Без притворства и боязни!
Порицая справедливо,
Я готов к суду и казни!
Не злословящий на ушко,
И не прячущий укора, ―
Открывай мой счёт, кукушка,
Ожидаю приговора!
Не откажусь, когда устану,
Я жизнь любить не перестану,
Отведав горечи и мук, ―
Я слышу музыку вокруг!О, музыка рассветных клавиш,
Ты слуху моему подаришь
Скворца негромкую свирель
И с крыш весеннюю капель,Уняв пустое опасенье,Ты ― оклик моего спасенья
В дремучих дебрях бытия,
Земная музыка моя!
Неукротимая, живая,
Звучи, пьяня и потрясая,
Струной сомкнувшихся небес,
Звучи, как гимн и как протест,
Меня врасплох застигнув где-то
На перекрёстке тьмы и света!<<<назад на"Стихи разных лет"
Снежная элегия. Слова Е. Ардина. Музыка и исполнение – Марата Черняка.
Часть 1. "СССР (ПОМИНАЛЬНЫЕ СВЕЧИ)" 1970-1990 г.г. НА ПЕРЕКРЁСТКЕ ТЬМЫ И СВЕТА (ИЗ РАННИХ СТИХОВ)
СКРЫТАЯ ТЕТРАДЬ
ЗА МИГ ПЕРЕД ИСХОДОМ Часть 2. "ЗАВЕЩАННЫЙ СИОН" 1990-2011 г.г. ЧТО ТЫ ЕСТЬ, ВТОРАЯ РОДИНА?
ГРЯДУЩЕЕ ПОЮ
ОТКЛИКИ
На книгу «Поминальные свечи»
Ефрем Баух, председатель союза русскоязычных писателей Израиля (из рекомендательного письма в отдел культуры Министерства абсорбции):
«Стихотворный сборник Ефима Ардина «Поминальные свечи» заслуживает всяческой финансовой поддержки. Его стихи написаны профессионально, в традициях русской классической поэзии, они трогают сердце, эмоциональны и поэтичны….»
1.03.92
___________________________________________________________________________________
Информационный вестник «Тель-Авив – Яффо»:
«…13 марта в Центре молодёжи и спорта в «Нэве-Шарет» прошёл литературно-музыкальный вечер по книге Ефима Ардина «Поминальные свечи»… Звучала торжественная и печальная музыка Рахманинова, Свиридова, Шостаковича. Пронзительные и щемящие поэтические строки вызывали слёзы в глазах слушателей, которые сами потом удивлялись тому, что стихи могут так томить, и будоражить, и надрывать сердце... Поэт, слово которого так долго таилось в безвестности, обрёл, наконец, благодарных читателей…»
апрель 1993
Ирина Малявская, газета «Время»:
«… Пронзительные строки о судьбе российских евреев, о миссии поэта… любимой России не оставят равнодушными тех, кому ещё дорого живое русское слово…»
25.06.93
Ефим Пайкин, информационный еженедельник Беер-Шевы и Негева:
«… Мне не снится Россия/Оставленный дом/Ни Блаженный Василий/Ни Волга, ни Дон…». Так выразил своё отношение к прошлому один известный в столице Негева поэт, издавший недавно книгу стихов…
Нет, у Ардина совсем иное отношение к прошлому, к своей покинутой Родине. «Уехал! Но, покинув Россию, продолжаю жить с прежней любовью и состраданием к ней» – подчеркивает он в предисловии к сборнику…».
23.07.93
****************************************************************************************************************************************************
РЕЦЕНЗИИ
На книгу «По обе стороны исхода. Поэтическая дилогия»
СТРОКИ ИЗ СЕРДЦА
Почему дилогия, – что это: возник вопрос и удивление…И я открыла книгу, первую страницу ее… А закрыла только под утро. Вы скажете: так читаются романы Акунина, а не поэзия. Увы, где эти правила? «Каждый пишет, как он дышит» (Б.Окуджава). А значит, и читает каждый так же.
И вот мне открылась повесть о нашей не придуманной жизни. Моей, вашей, его. До чего же это было рассказано живо, горячо, искренне, на одном вдохе. Одним росчерком пера, за одну ночь и одно утро. Я давно уже не читала (в современном варианте) такие пульсирующие, далекие от лабораторно-кабинетных и салонных изысков, стихи.
Поколение шестидесятых смотрело мне в глаза со страниц, вопрошало, обвиняло, каялось в грехах и своих, и отцовых, и гордилось все же тем, что прожито в этом страшной, бредовой в своем трагизме и все же – великой эпохе и великой стране – России.
В России – большая роса
Она ослепляет глаза,
И ноги купает босые
Роса – это утро России.
………………………….
Разве я могу навек оставить
Русской речи плещущий родник?
О, с рожденья данный мне язык…
…………………………
Он – мое распаханное поле…
В нем созреет светлая строка,
Узы кладбищ, узы языка…
Кто так может сказать о Родине в след прошлому, прожитому? Только поэты, не умеющие солгать в малом, не грешащие против истины. «Поэты ходят пятками по лезвию ножа. И ранят в кровь свои босые души». (Владимир Высоцкий).
Умираю быть везучим,
Осмотрительным, счастливым...
У Ардина нет в лирике размеренно напевных и былинных строк: все в них и пульсирует, и дышит, и болит. А без боли нет поэта, артиста, художника. Сытый, довольный собой и женой обыватель – антипод поэту. Вечный и непримиримый. Цветаева писала: «И вечный апофеоз сердца». (О себе).
Заметьте: АПОФЕОЗ, а не ПАФОС (что сродни фальши). Апофеоз – это сердце, проделавшее путь от подножия мысли к ее вершине. Всегда устремленное вверх, к звездам, к недостижимому. Отсюда и градус не тот, что у всех нормальных, здравых и безопасных для владык и правительств. Да и для себя самих…
Как непросто неразумным быть,
Чью-то ношу на себя взвалить,
Горечь разделив и неуспех
Выйти безрассудно против всех!
…………………………….
За другого взять – и умереть!...
В меру щедрый, сам себя стыжу,
Поднимись, душа моя, прошу,
Мелочных не ведая оков
До самозабвенья дураков.
Что я собой представляю такое…
Если чужую завидев слезу
Слов утешенья не произнесу?!
Да, он вправе о себе сказать:
«Я не литератор. Я – поэт»…
Или:
«Я стихи не пишу – достаю их из сердца…»
И еще об одном, что присутствует явно и звучит в его стихах, что отличает всегда поэта от литератора, пишущего стихи, т.е. рифмующего прозу. Музыка, мелодика, неповторимость ее, как отпечатка только этих пальцев, вернее, только этой души. По этой мелодии мы узнаем авторов даже неизвестных нам стихов, больших поэтов. Их голоса не спутать тем, кто умеет слышать. У Ардина это что-то сродни саксофону: очень человеческий тембр, а иногда – гитары-шестиструнки, когда слышны подступившие к горлу, но не вырвавшиеся рыдания из груди. Всё строго, по-мужски. Вообще, поэзия его имеет ярко выраженный мужской характер, и интонации в ней порой резкие, как сорванный на ветру голос:
Поплачусь наверняка,
Только мне претит услада
Жить в едином ритме стада
В шкуре кроткого быка.
Жить – так выпрямивши спину,
Умирать – так не жалея,
По другому не умею.
Любовная лирика? Конечно же, и его не минула сия «напасть». Вот стихотворение «Свадьба». Казалось бы веселье, счастье. Тема не для пессимизма. А у Ардина оно одно из самых грустных в сборнике… Там, где всем весело, поэту грустно. Потому, что ему дано «помнить и страдать»…
Но «Горько» слышалось опять
И тостов эстафета,
Хочется снова и снова эти стихи перечитывать, проживать, прикасаться к ним, как к песку, ручью, лесным ягодам. – к жизни. Потому что она в них бьёт, как чистая колодезная вода, где ещё и ведро приготовлено для одинокого путника и кружка у колодца. Бери и пей в усладу! Нет, Ардин - поэт, а не воздыхатель в своих стихах о любви. Очень скупо на эту тему, словно бы она закрыта: табу. В том смысле, как у Пастернака в своей обнаженности – не пуританство – скорее, сила чувств. Очень мужской почерк. И если у Пастернака: «Сестра – моя жизнь», то у Ардина именно жизнь и есть «любимая женщина» – дама сердца.
....Стройным елям поклонюсь…
…День украсившим морозный,
Вам, сверкающие сосны,
И тебе, моя земля,
В белом платье февраля!
Вся книга – это две части: «СССР (Поминальные свечи)» и книга «Завещанный Сион».
Несколько слов об эмиграции, вернее, о второй его Родине, потому, что Израиль он принял, выстрадал за свои пятнадцать лет в нем, полюбил, здесь - его дети и внуки, и сам он именно здесь уже телом, и (что гораздо материальнее) – душой. Что, кстати, далеко не всем новым репатриантам суждено пережить…
…Себя ощущаю впервой
Потомком Давида…
Именно потому, что этот человек не солгал, не осквернил память о своей другой родине в своих стихах, написанных уже здесь о России:
… Тот в самолёт, а тот – в петлю,
И я не радуюсь, скорблю!
Именно поэтому и веришь в его любовь к библейской Земле. Любовь – понятие не географическое. Любят не «где-то», а везде и всегда!
Взращён от Бога вдалеке,
Молюсь на русском языке,
Являя странную картину
Язвительному побратиму…
….Во мне душа еврейская,
И русская душа!
……………….......
И на Руси повенчаны,
Они не смогут врозь –
Рассудочность еврейская
И щедрость москаля.
Нет, говорить о стихах – всё равно, что своими словами пересказывать молитву. Молитва русского еврея Хаима Ардина, я думаю, сама проникнет в сердце тех, кто открыт для стихов, молитв на нашей Земле.
Талант человеку дается от Бога, а значит, поэт – любимый Богом сын.
Я верю в Мессию,
Который придёт,
Я верю в Россию И русский народ, Родные с земного порога, Я верю в Единого Бога! Раиса Каминская , Информационный еженедельник «Interia» (Хайфа), № 32 за 10 июля 2005 г. ; газета «Спектр», Нагария, 5.09.05.
__________________________________________________________________________________
Рецензии
На книгу «На рубеже преображенья»
ПОДСКАЗАНО СУДЬБОЙ
Книга Ефима Ардина "На рубеже преображенья" – путь, пройденный автором за 30 с лишним лет в поэзии. По стихам, написанным в "той жизни" и в Израиле видно, как от стиха к стиху мужает поэзия и лирический герой, кредо которого:
Жить, так выпрямивши спину,
Умирать, так не жалея,
Человек открытый, еле сдерживает он в той жизни своё перо – "...Осторожен в неравном бою/ Отпою этот строй, отпою..." – вырывается у него не сразу. Путь прозрения в этой книге неровен, и Ардин не скрывает этого, показывая, как он от стиха к стиху прозревает и приходит к "Скрытой тетради", где стихи гневные и прямые, приходится скрывать, всё время "ожидая приговора". А стихи пишутся автором, всё время "распятым между суетным и вечным". Жизнь и смерть, природа и быт – вечные темы лирической поэзии, их не избежать и они присутствуют в стихах Ардина. И вспоминаются метания многих, когда он в одном стихотворении говорит "никуда отсюда не уеду», а в другом, даже пейзажном стихе, пишет «...Этот свет предательски багряный...". Но, даже уехав, как все мы, пишет, что с языком русским не расстанется, впрочем, удивляясь, что идиш запрещают, "как там, так и здесь". Конечно, в поэтической памяти не исчезает многое из прошлой жизни и прорывается в стихе "Пахучий мой лекарь – берёзовый веник...". Стихи, написанные в Израиле, – стихи возмужавшего поэта, пишущего профессионально, живущего трудной израильской жизнью, с её терактами, ракетными обстрелами, жгучим желанием, чтобы во вновь обретённой родине не было плохих, нечестных, недостойных людей. Недаром он, как заклинание повторяет : "Гонимый мой народ, мир дому твоему!..." А уехавшим в Америку он пишет "...Не обольщайтесь, вы ещё в пути,/А здесь мы у себя, мы – дома". "Богатый страданиями" Ефим Ардин, обретший дом, с восхищением смотрит вокруг и появляются чёткие, экономные и точные стихи об израильской природе – с настроением, скрывающим внутреннее напряжение в коротких строчках:
Как большие пятна
В глубине окна,
Этот – среди ночи,
Та – на склоне дня...
Светят с вышины,
Белый шар луны.
Мемуарная проза, включённая в книгу, только подтверждает выше сказанное. Хочется пожелать удачи этой книге и её автору на пути к совершенcтву.
Вадим Халупович,
член союза писателей
Израиля и России
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------